«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории - Коллектив авторов

дворянства. Отчего старшина живет с двумя женами? Оттого, что мировой посредник ведет блудную жизнь. Исправник назначает общественные собрания по праздникам, устраивая облавы на волков для собственного удовольствия.

У нас обвиняют простой народ, что он пьянствует, проводя время по кабакам, но крестьянину это приходится редко, а сам пастырь проводит время в облагороженных кабаках под громким названием Гостиниц, клубов, обращаясь к народу говорит, что он должен слушать своих начальников, но не подражать им». Пристав отмечает, что «речь эта произвела тяжкое впечатление». Впрочем, реакция епископа была достаточно мягкая. Он распорядился, «чтобы на следующий раз священник этот проповедей своих без предварительной цензуры не произносил» [785].

Очевидно такую речь в конце XVIII – начале XIX вв. представить невозможно. Например, Могилёвский архиепископ Афанасий (Братановский) в 1798 г. распорядился Оршанскому духовному правлению, чтобы литургия начиналась не ранее 10 часов 30 минут, так как обер-комендант г. Сенно занят делами по утрам. Остальным правлениям, где «подобные господа управляются государственными должностями», предписывалось литургию начинать не ранее 11 часов 30 минут[786]. Не сложно предположить, что подобная проповедь была бы воспринята как подстрекательство к бунту. Какие бы изъяны ни были, но они овеяны традицией и не дело «меньших» вмешиваться в жизнь «больших». В противном случае подвергаются сомнению сами иерархические основы общества. В ситуации же последней трети XIX в., традиция уже несколько размыта, возможна критика, она носит во многом личностный характер и, поэтому, на таком же уровне может быть исправлена.

Важной вехой, на пути развития проповеди, как средства выработки индивидуализированной религиозности стало развитие церковных СМИ. Появилась возможность унификации проповедей, благодаря опубликованию примеров для чтения, возрос уровень их актуализации, образовалась площадка для определённого обмена мнением и опытом в данной сфере. Произошла, своего рода, «демократизация» проповеди. Духовенство, поскольку церковные СМИ были рассчитаны, по преимуществу, на клир, получило своего рода оправдание индивидуальному творчеству.

Кроме того, с распространением грамотности и более широкие круги населения могли на регулярной основе воспринимать информацию, позволявшую связать их религиозные убеждения с общественными реалиями. Всё это дало возможность выйти в вопросах формирования православной идентичности на качественно иной уровень. Он подразумевал самостоятельную оценку ситуации на основании определённых стандартов. Священнику всё более отводилась роль корректировщика и контролёра в оценке происходящих событий с религиозной точки зрения, в отличие от более раннего времени, когда он являлся интерпретатором церковных истин на более простой и понятный язык.

Особое значение в ряду церковных СМИ принадлежит епархиальным ведомостям. В отличие от большинства периодических изданий они должны были выписываться причтами в обязательном порядке, основывались на региональных особенностях и создавались местным духовенством, что свидетельствовало о его творческом потенциале, и являлось определённым стимулом для совершенствования. Именно на страницах ведомостей можно увидеть внешний фон, на котором развивалась проповедь, её образцы, выделить проблемы и общие задачи, стоявшие перед духовенством. В программе издания Полоцких епархиальных ведомостей (программы были унифицированы) отмечалось, что в неофициальном отделе «предполагается помещать: толкования отрывков и мест из священнаго писания, преимущественно воскресных и праздничных евангельских чтений, объяснения молитв, символа веры, десятословия, статьи религиозно-нравственнаго содержания преимущественно по предметам, выяснение которых вызывается духом времени и местными потребностями, поучения и беседы преимущественно отличающиеся общедоступным изложением, статьи по православному богослужению, описание местных праздников и обычаев религиознаго характера»[787].

На страницах ведомостей наглядно отразилось ощущение расширяющегося пространства индивидуальной свободы. Не столько в реальной жизни, сколько в сознании верующих патриархальный уклад разрушался. Так, в проповеди «Слово в неделю О Блудном Сыне на тему: в чём состоит истинная свобода человека?» говорилось: «Мнимые ревнители свободы все свои мечты о свободе останавливают на том, чтобы снять с людей обязанность подчиняться властям и законам, водворить в народах равенство прав и состояний, дозволить всем и каждому свободу мысли и слова и независимость в действиях и образе жизни. Истинная ли это свобода? Нет. Бог дал человеку свободу не для своеволия, но для того, чтобы он свободно подчинялся законам божеским и человеческим, свободно избирал одно только доброе…» [788].

В другой статье отмечалось, что «истинная, благотворнейшая свобода человека христианина… – свобода от греха с рабством правде, с рабством Богу. <…> Не так относятся к свободе в наши дни. Почти все громко ратуют за свободу, часто не понимая даже, что такое свобода истинная <…> Все толкуют о свободе совести – свободе религиозной, о свободе политической, общественной, семейной, о свободе слова, печати, и ждут от этой всяческой свободы всевозможных благ <…> Горькое заблуждение. Печальное ослепление <…> Слово свобода – часто пишется на знамёнах таких глашатаев свободы, от которых да избавит нас Господь». Далее автор восклицает: «Да приобретёт же наш народ сколько возможно скорее истинную, св. свободу внутреннюю, да возродится он, во всех областях своей жизни нравственно, и – тогда внешняя широкая свобода несомненно соделается его достоянием, – дорогим достоянием, залогом его широкаго развития»[789].

В этом тексте присутствует иллюзия, которая подразумевала, что возможен компромисс между религиозным характером социальных отношений и модернизационными процессами, что всё расширяющуюся трещину между ними можно заполнить через развитие православной идентичности, когда человек руководствуется религиозными требованиями не только потому, что так требует общество, но и по своему выбору, который помогает внести религиозную составляющую в тех ситуациях, когда она прямо не востребована. Например, в предпринимательстве, научном творчестве, то есть в сферах, в которых нет отсылки к традиции и коллективу. Иллюзию, поскольку принципы социальных отношений имеют тотальный характер. От их соблюдения зависит координация и взаимодействие людей, возможность социального развития. К сфере индивидуальной свободы они не относятся. Тем не менее, в этих проповедях отражены надежды властей, что происходящие изменения в обществе можно связать с религиозными принципами. Ввиду таких надежд были чётко намечены: средство – приходское духовенство и путь, позволявший решить данную проблему – просвещение.

В прессе, а это значит в наиболее образованной части общества, формировалось представление о должном облике духовенства, шли дискуссии о его роли в воспитании паствы. Священник становился лицом, от примера которого, зависел и уровень религиозности верующих. Тексты проповедей отражали ощущение, что давление патриархального уклада ослабевает. Если ранее священник через посредство службы и треб связывал отдельных людей, приходскую общину с социальным целым, и здесь не принципиальна была его фигура, то сейчас эта связь становилась не очевидной или не всегда очевидной. Соответственно, повышалась степень индивидуальных усилий, а приходской священник превращался в ключевую фигуру, от которой зависела ясность этой связи и её прочность.

На страницах епархиальных ведомостей звучит в форме проповедей и мнений оправдание духовенства, так как у